Эволюция меметических машин  

Translated from ‘The Evolution of Meme Machines’  Presented at the International Congress on Ontopsychology and Memetics, Milan

May 18-21 2002  for the magazine “New Ontopsychology”

 

This translation is provided by the International Ontopsychology Association and was published in the Russian edition of their magazine.
See also my Note on Ontopsychology.

Susan Blackmore

 Эволюция меметических машин

Международный Конгресс по Онтопсихологии и Меметике,

Милан, 18-21 Мая 2002 года.

Сюзан Блэкмур


Наука о меметике стоит перед серьезной проблемой.

Концепция мема  возникла в рамках эволюционной биологии и теории репродукции. Представление о меме наполнено противоречиями, но его смысл понятен именно в контексте этих наук. Словом «мем» злоупотребляют как в глобальной сети web, так и в обыденных разговорах. Вне мем ошибочно трактуется как некоторая «идея» или же «концепция», как нечто среднее между эфемерным и нереальным, не связанное с поведением человека и объектами мира. 

Никто не может воспрепятствовать неоднозначному использованию термина «мем». Однако,  при этом утрачивается мощь его изначального содержания, что ведет к страшной путанице. Надеюсь, что обращение к истокам меметики и к идее, заложенной в основание понятия мема (идея репродукции в процессе эволюции), окажется полезным для моего выступления. Я хочу воспользоваться этим, чтобы исследовать развитие человеческих машин и других, более поздних, машин мемов, которые возникли уже от нас, людей. 

История начинается в 1976, когда эволюционный биолог Ричард Доукинс опубликовал книгу «Эгоистичный Ген». Эта книга популяризировала утвердившееся в биологии представление о том, что естественный отбор происходит не в интересах вида, группы или же индивида, а генов. Хотя отбор, большей частью, происходит именно на индивидуальном уровне, его суть заключается в копировании генной информации. Гены – это воспроизводители, и именно их конкуренция способствует эволюции исходного биологического проекта.

Излагая свои взгляды, Доукинс хотел подчеркнуть особое значение принципа Универсального Дарвинизма. Основополагающее положение Дарвина было блестящим; его идея обладала такой ошеломляющей мощью и простотой, что была названа “лучшей идеей, которая могла придти кому-либо когда-либо в голову”. Эта идея такова:  если живые существа изменяются из необходимости выживания, если они производят потомства больше, чем может выжить, если те немногие, оставшиеся в живых, передают характеристики следующему поколению, то способствующие выживанию характеристики будут более распространены в следующем поколении. Таким образом, потомки будут более развиты, чем предки, отличаясь от них лучшей приспособленностью к окружающей среде, в которой произошел отбор. По представлению Дарвина, таков неизбежный процесс, происходящий естественно при наличии всех необходимых условий. Даннетт назвал это эволюционным алгоритмом. Если вы располагаете такими составляющими,  как изменение, наследственность и отбор, вы должны эволюционировать. Вы должны получить ” Проект из Хаоса, без помощи Разума ” (Даннетт, 1995, стр. 50).

Следует выделить две важных особенности  данного процесса. Во-первых, эволюция просто должна произойти, если три данных функции имеют место. Ничего общего с волшебством или непостижимыми теориями. Как только вы увидите, что изменения происходят в процессе выборочного копирования, результат изменений предстанет со всей очевидностью.  Он прекрасен в  своей простоте. Во-вторых, данный процесс не требует  ни плана, ни проектировщика. В нём нет целесообразности, потому что все изменения появляются в результате случая и необходимости. Это  происходит потому, что отбор производит не конкретный автор, держащий план действий, или же схему, или проект у себя в голове. Нет, отбор проводят ветер и погода, нехватка  пищи или кислорода, а также аппетит хищников. Биология не нуждается ни в каком Боге. Развитие не имеет никакого проекта. Это – то, что Даннетт  называет “опасной идеей Дарвина”. Нередко приводится высказывание о том, что ничто в биологии не имеет смысл до тех пор, пока не озаряется светом дарвиновской теории.     

Нам всем известно, как этот процесс работает на генном уровне. Но, исследуя понятие универсального дарвинизма, Доукинс задался вопросом о том, не существуют ли на этой планете другие воспроизводители. С тех пор, были обнаружены множество других примеров, среди которых –  иммунная  система и нейронные процессы. Однако Доукинс утверждал, что прямо под нашим носом, в существующем  с первобытных времён «котле»  культуры, неуклюже плавает другой воспроизводитель – имитирующая единица. Он назвал ее «мем» (рифмуется с английскими словами “крем” или же “казаться”), применив греческий корень, который означает «то, что имитируется». В качестве примеров мема, Доукинсом упоминаются “мелодии, идеи, крылатые фразы, модная одежда, способы создания горшков или построения арок.” (Доукинс, 1976, стр. 192).

К 1998 термин вошел в английский язык и впервые появился в Оксфордском Английском Словаре (Oxford English Dictionary).  Понятию было дано следующее определение: «Meme (mi:m), сущ. биол. (сокращённое от mimeme … то, что имитирует, или подражание гену) – элемент культуры, передаваемый не генетическим путем, в частности, через имитацию. Это означает, что всё то, что копируется человеком от  человека, является мемом. Все то, чему вы научились, подражая другому человеку, есть мем. Мем – каждое слово на вашем языке, каждая крылатая фраза или выражение. Любая история, которую вы когда-либо слышали и все известные вам песни – мемы. Тот факт, что вы ведете машину с левой стороны (или, может быть, с правой), что вы пьете Сhianti, одеваете джинсы и футболку, собираясь на работу,  всё это – мемы. Стиль, в котором выдержан  ваш дом и ваш велосипед, проект  прокладывания дорог в вашем городе и цвет автобусов – все  это и есть они,  мемы.

В мемах нет ничего эфемерного. Они – это поведение, это повседневные  факты, которыми наполнена наша жизнь. Они – это все, что скопировано.

Мы можем увидеть, что многое в культуре состоит из мемов. Легко поддаться соблазну и начать думать обо всём происходящем как о мемах, что не принесёт никакой пользы. Вместо этого, мы должны точно придерживаться следующего определения. Основной смысл мема заключается в том, что информация копируется одним человеком от другого. Поэтому, многое из того, что происходит в человеческом разуме, не имеет ничего общего с мемами. Прежде всего, восприятие и визуальная память не должны быть затронуты мемами. Вы можете наблюдать за чем-то прекрасным, наслаждаться восхитительной пищей и сохранить подробные воспоминания о своем переживании, не вовлекая какие-либо мемы (если, конечно, вы не решите добавить слов к своему опыту).

Во-вторых, не все формы обучения задействуют мемы. То, чему вы учитесь сами, через классическое обусловливание (ассоциации) или оперантное обусловливание (пробы и ошибки), не обязательно будет меметичным. Существует множество других существ, способных  на подобные процессы в широком спектре научения, однако, они не являются носителями мемов, потому что не могут передавать то, чему они научились у кого-то. Можно также отметить ограниченную способность к имитации, наблюдаемую в птичьих песнях, у дельфинов, у некоторых приматов. В самом деле, шимпанзе и орангутанги могут быть способны на некоторые формы имитации. Однако, только людям доступна широко распространенная и общая имитация, позволяющая осуществить воспроизведение за доли секунды. Это и движет меметической эволюцией.

Мы не должны забывать, что данная эволюция нового типа происходит не в интересах генов, ни в интересах индивида-носителя мемов, но во благо самим мемам. Именно поэтому и мемы и гены определяются как “эгоисты”. Воспроизводители  эгоистичны не в смысле наличия желаний и планов, как в нашем случае,  поскольку они не способны их иметь. Они – это всего лишь частицы информации, закодированные в ДНК или скопированные  в процессе имитации. Они эгоистичны в том смысле, что они обязательно скопируют себя, при первой же возможности. Мемы будут использовать нас, чтобы повторять себя, не заботясь о последствиях, оказываемых на нас, наши гены, на нашу планету.

Теперь мы можем начинать смотреть на всё «глазами мемов». Открывающаяся нам перспектива поднимает  важный вопрос – почему некоторые мемы выживают и копируются  в большем количестве мозгов, проявляются в результатах большего количества действий, чем другие.

Общий принцип можно представить так: некоторые мемы преуспевают в копирующем размножении, потому что хороши, полезны, истинны, красивы, в то время как другие распространяются, несмотря на свою ложность и бесполезность. С точки зрения мема, это к делу не относится. Если мем способен выжить и скопировать себя, он сделает это. Обычно, мы, люди, пытаемся отделить истинные идеи от ложных, хорошее от плохого; в итоге, наша биология позволяет нам точно отличать  добро от зла, но мы не используем свои возможности в совершенстве. Мы разрешаем мемам использовать нас в качестве копировальных машин.  

Мы можем рассмотреть некоторые примеры эгоистичных мемов, которые неплохо выживают,  вопреки своей бесполезности, ложности или даже вредности. Они сводятся к  простым самокопирующимся вирусным предложениям, или же к простым группам мемов. Группа мемов, работающих вместе,  называется «со-приспособленный мем-комплекс» или «мемплекс». Пример – общераспространенные email вирусы, которые побуждают вас передавать срочное предупреждение всем вашим друзьям. Эти сообщения часто предостерегают вас о несуществующей угрозе, определённом вирусе, который уничтожит все на вашем жестком диске. Если вы верите этому и передаете сообщение, небольшой мемплекс многократно копируется. В реальности само сообщение – уже вирус. Мало того, что такие вирусы засоряют целые системы, но и тогда, когда люди понимают свою ошибку, они бросаются рассылать новые предупреждения, в которых сообщают другим людям не верить предыдущему известию, и потому забивают систему снова. Некоторые из этих вирусов существовали на протяжении пяти и более лет.

Основной структурой подобных вирусов является инструкция  «копируй меня», сопровождаемая угрозами и обещаниями. Ту же структура можно разглядеть и в других,  более важных мемплексах. Доукинс рассматривает явление католицизма как пример группы мемов, которые преуспели в течение столетий,  несмотря на свою ложность. Во время Святой мессы, вино, как предполагается,  превращается буквально в кровь Христа. Ясно, что это – ерунда, в том смысле, что вино продолжает обладать запахом и вкусом вина, и не обнаружит признаков Христовой Крови при проведении теста ДНК. И все-таки миллионы людей по привычке верят в превращение, так же как верят в существование рая и ада, невидимого и всесильного Бога, непорочное зачатие и Святую Троицу.

Почему так происходит? Частичный ответ заключается в том, что эти мемплексы обладают той же самой структурой, что и простой вирусный мем. Но религия прибегает и к другим меметическим уловкам. Идея о Боге привлекает нас как ответ на жгучее  желание понять истоки и цель нашего пребывания здесь на земле. Для нас важно существование высшего существа,  защищающего нас. Конечно, если бы Бога можно было увидеть, то вы обнаружили бы, что его просто не существует, так что невидимость – хорошая уловка. Бог видит все ваши грехи и накажет вас, однако доказательства этого вы дождетесь, когда умрете. И в случае, если вы склонны искать подтверждения подобным идеям, вам не преминут напомнить, что вера – это хорошо, а вот вопросы – плохо (в противоположность науке). Более того, мемы призывают вступать в брак с другим католиком и дать свет как можно большему количеству детей (которые также пополнят ряды католиков), или же обращать в свою веру других людей. Пожертвование ваших денег бедным поднимает ваши ставки на небесах. Этому способствует оказание помощи в строительстве и содержании церквей, соборов и памятников, которые, в свою очередь,  вдохновят других носителей меме. Так, всевозможными способами наши деньги и усилия идут на распространение мемов. Мемы заставляют нас работать на их распространение.

Такие мемы, как религия, культы, мании и неэффективные терапии, были описаны как вирусы разума, потому что они – ложные и потому инфицируют людей, тратят их ресурсы. Некоторые авторы заостряли своё внимание именно на пагубных видах мемов и даже намекали на то, что все мемы – вирусы. Однако, мемы могут изменяться в пределах самого широкого спектра. В одном его конце располагаются вирусы, религии, культы и ложные верования. В другом – ценные инструменты, необходимые для нашей жизни (языки, технологии и научные теории). Без мемов мы не смогли бы ни говорить, ни писать, не наслаждаться историями и песнями, не смогли бы просто заниматься огромным количеством вещей, с которыми мы связываем понятие «быть человеком». Мемы – это инструменты, при помощи которых мы думаем, а наши умы – это масса мемов.

Обратите внимание, что добившиеся успеха мемплексы не были кем-то преднамеренно разработаны, но созданы в процессе меметического отбора. Возможно, всегда существовала жесткая конкуренция среди многочисленных мемов, – будь то в вопросах религии, политических теориях, способов лечения рака, модной одежды, музыкальных стилей. Самым главным в мемеческой эволюции является то, что мемы, окружающие нас сегодня,  это те немногие, которые выжили в борьбе за то, чтобы быть скопированными. У них было то, что необходимо иметь хорошему воспроизводителю.

Теория меметики предлагает нам абсолютно новый взгляд на мир в целом, и на человеческую эволюцию в особенности. К примеру, она иначе объясняет как увеличение размеров человеческого мозга, произошедшее в процессе эволюции, так и эволюцию языка. Оба этих процесса крайне трудно объяснить на основании обычных эволюционных гипотез.

Размер человеческого мозга – одна из тайн. Головной мозг требует высоких затрат на свое создание и поддержание своих функций. Его размеры настолько велики, насколько гены смогли себе это позволить. Он примерно в три раза больше, чем вес мозга больших обезьян. Но почему? Традиционные теории говорят о генетически передаваемых преимуществах, обеспечивающих усовершенствование процессов охоты и добычи пищи вообще, позволяющих объединение людей в большие группы со сложными социальными характеристиками. 

Меметика дает совсем иное объяснение.

Поворотный момент наступил тогда, когда первый человекообразный примат совершил первое подражание. Это произошло, возможно, два с половиной миллиона лет назад, задолго до появления  каменных инструментов и развитого мозга. Истинная имитация означает копирование формы поведения или навыка другого животного. Совершать действия – трудно. Это требует затрат большого количества энергии мозга, и потому редко встречается в животном мире. Однако, как только началась имитация, мы можем представить, как наши предки подражали полезным навыкам, приобретенным на охоте, в добыче и приготовлении пищи, при добыче огня или создании одежды.

Распространение ранних мемов придало важность способности их приобретать. Те люди, которые преуспевали в имитации (они были самыми крепкими), являлись носителями генов, которые обеспечивали эту имитирующую способность. Соединение генов предполагало уже больший мозг. Каждый улучшал свои имитационные способности, что требовало увеличения размера мозга.

Как только каждый человек взялся за имитацию, мемам была предоставлена свобода действий, и они могли начинать конкурировать друг с другом, за то чтобы быть скопированными. Наряду с полезными навыками, такими как добыча огня, появляются менее полезные, подобно причудливому художественному украшению собственного тела, и совсем бесполезные, вроде энергоемкого, но ничего не значащего танца дождя. С генной точки зрения, люди должны разборчиво относиться к тому, что они имитируют. Гены, имитирующие все без разбору, должны быть устранены. Но как гены могут гарантировать, что их носители, или люди, копируют только полезные мемы,  тогда как сами мемы непрерывно изменяются? Лучшей стратегией может быть копирование лучших имитаторов, потому что именно они представляют точную версию мемов, полезных в настоящее время. Это повышает статус лучших имитаторов, увеличивает возможности их выживания. Поскольку выживают именно они, распространяются как раз те гены, которые и сделали их хорошими имитаторами (гены для имитации как танца дождя, так и полезных навыков). На ускорение меметической  эволюции гены отвечают усовершенствованием имитируемой выборки, однако, генный ответ отстает от стремительности меметической конкуренции. Этот процесс я назвала  меметическим двигателем. Мемы конкурируют между собой и эволюционируют в одном направлении, на что гены отвечают  улучшением выборочной имитации, что означает необходимость увеличения силы и размера мозга.

В конце концов, человек должен платить за  получение лучших имитаторов, так как они содержат наилучшие навыки выживания. Это означает, что сексуальный отбор, управляемый мемами, мог сыграть свою роль в создании головного мозга таких больших размеров. Выбирая лучшего имитатора в союзники, женщина помогает размножать гены, которые необходимы для того, чтобы копировать религиозные ритуалы, красочную одежду, пение, танцы или живопись, в зависимости от направления меметической эволюции. На основании этого процесса, наследие меметической эволюции укрепляется в структуре нашего головного мозга, и мы становимся музыкальными, артистическими и религиозными существами. Большие размеры нашего мозга – устройство отборной имитации, служащее в равной степени как мемам, так и  генам.

Происхождение языка можно объяснять с помощью такого же механизма. Вопросы происхождения и функции языка были настолько спорны, что уже в 1866 Лингвистическое Сообщество Парижа, запретило любые спекуляции по этой проблеме. Однако, вплоть до сегодняшнего времени отсутствует единодушие в объяснении данной проблемы. Наиболее популярные теории ссылаются на генетическое превосходство. Теория меметического двигателя, напротив, строит объяснение на преимуществах мемов.

Для того чтобы понять, в чем заключается преимущество мемов, необходимо задаться вопросом, какие виды мемов смогли бы наилучшим образом выжить и распространиться в появившемся резервуаре для мемов – в наших ранних предках. От воспроизводителя требуются высокая точность передачи, плодовитость и долговечность. Другими словами, эти мемы производят множество точных и долговечных копий себя. Звуки могут быть скопированы большим количеством людей и с большей точностью, в отличие от жестов или других физических действий. Некоторые звуки могут быть скопированы с большей точностью или с большей частотой, нежели другие, что зависит от их ценности в процессе коммуникации или от возможностей слуха, голоса, памяти, которыми располагает человеческое существо. Сами звуки могли бы конкурировать за место в передаче сигналов. В подобном состязании, бурно развиваться будет лучший воспроизводитель. Потоки звуков, раздробленные в отдельные слова, слова, будут копироваться более аккуратно, что сказывается на эффективности воспроизведения. Использование различного порядка слов в различных обстоятельствах открыло бы новые ниши для многих мемов. В этом соревновании, высококачественно воспроизводимые звуки поглотили бы звуки с худшей воспроизводимостью.

Теперь, рассмотрим последствия этого на генном уровне. Лучшие имитаторы приобретают лучшие навыки выживания, более высокий статус и лучших помощников. Поэтому гены, передающие способность подражания побеждающим звукам,  разрастаются в самих генных резервуарах. Через этот процесс, успешные звуки постепенно собрали гены, создающие мозг, особенно хорошо эти звуки копирующий. Результатом стала способность человеческой речи. Язык был создан от конкуренции мемов и совместной эволюции мемов и генов.

Весь процесс меметического движения – это пример  эволюции воспроизводителей вместе с их копировальными машинами. Точно так же, как ДНК должно развиваться в единстве с его  воспроизводящими машинами (тело человека), мемы должны развиваться заодно с человеческим мозгом, отвечающим за их копирование. Однако, человеческая имитация может быть неточной. В отличие от имитации, происходящей в других видах, человеческая имитация достаточно хороша для того, чтобы выдержать меметическую эволюцию. Но и здесь есть место для усовершенствования. Так, мы могли бы ожидать появления улучшенных копировальных машин, что, собственно, и произошло. От ручки и бумаги мы шагнули к печатному станку, от телефонов к факсам, от компьютеров к  Интернету. Произошло улучшение копировальных машин, и большее количество мемов получило возможность распространяться всё дальше и быстрее.

Можно взять простой пример: изобретение факса. Когда факсы стали доступны, люди поняли, что они могут посылать и получать информацию быстрее, и они – факсовые аппараты – стали раскупаться. Люди стали рассылать больше посланий, потому что их друзья и коллеги также вдохновились возможностями факса и приобрели подобные машины. Посланный мем, и машины, которые скопировали его, взаимно усиливают друг друга. Именно в силу того, что факсы стали доходить быстрее писем,  был запущен целый процесс меметического обмена. Тот же самый процесс произошел несколькими годами позже с Интернетом. После того, как email стал доступен, все большее количество людей желали им воспользоваться, посылая все больше и больше сообщений. В наши дни, инфосфера расширяется с возрастающей скоростью.

С точки зрения нас, людей, Интернет предстает замечательной технологией, созданной нами и для нашего собственного удовольствия, во многом облегчающей нам жизнь. Взглянув на Интернет глазами мема, мы выглядим как начальная стадия мемомашин, и существуем в качестве подспорья для создания все лучших мемомашины, от чего выигрывают сами мемы. Когда вы видите офис, наполненный людьми, рабски заполоненных мемами и спешащих получить еще большее количество информации,  вы могли бы задаться благоразумным вопросом, кому это все выгодно. Согласно меметике, обширный эволюционный процесс происходит ради копирования мемов. Сегодняшний информационный взрыв нам следовало ожидать.

Наконец, меметика имеет определённое значение для творческого потенциала человека и для нашей собственной природы. Одно из больших преимуществ меметики состоит в том, что она обращается с творческим потенциалом человека как с новой, созданной в процессе эволюции, формой. Биологический мир был создан путем конкуренции генов. Точно так же, мир культуры был создан путем состязания мемов. В обоих случаях нет никакого проектировщика, не существует никакого плана и никакого проекта в разуме создателя. Точно также, как не существует никакого Бога, создавшего нас, не существует никакого “меня”, создавшего мой сад, написавшего мои книги или мои картины. Нам может показаться, что это так, но такое представление – иллюзия.

С меметической точки  зрения, планы и проекты – это мемы, созданные из хитроумной  перестановки старых меметических форм. Таково все творчество: творческий отбор, повторное использование и перетасовка того, что уже было.

Согласно Даннетт, человек – «специфический вид обезьяны, опустошенный мемами». Все мы, в течение наших жизней, подбираем бесчисленное количество мемов, которые (наряду с нашими генами и окружающей средой, в которой мы живем) делают нас уникальными индивидуумами».

 Но возможно там внутри существует моё собственное «Я», которое живёт данной жизнью? Разве там не существует реального ‘меня’, который принимает мои решения и придерживается моей веры? Разве там нет реального «Я», которое обладает сознанием и свободой воли? Я бы сказала, что нет. Собственное «Я» – только слово, вокруг которого мемы получили возможность скопиться. Все мемы извлекают выгоду из того, что каждый из нас обладает ложным представлением о своей «самости», о собственном «Я». Свое «Я» – это всего лишь сложный мемплекс, созданный непосредственно мемами для самих себя,  для их собственной защиты и воспроизведения.

Как же тогда вообще мы живем наши жизни, если мы – всего лишь мемплекс? Некоторые философы утверждали, что единственным результатом может быть беспомощный фатализм или глубокая депрессия. В реальности, возможно оставить идею о  внутреннем «Я» и жить просто как мемплекс. Это может показаться достаточно странным,  однако это не делает людей хуже, или более несчастными, но приносит своего рода освобождение. Доукинс закончил книгу «Эгоистичный Ген» словами “Мы, единственные на Земле, можем восстать против тирании эгоистичного воспроизводителя”. Я бы возразила, что мы – это меметические машины, созданные эгоистичными вопроизводителями и существующие для них. Наша единственно истинная свобода происходит не из восстания против тирании эгоистичного воспроизводителя, а из понимания того, что свергать некого.

  Библиография

Aunger, R.A. (Изд.) (2000) Дарвиновская Культура: Статус Меметики как Науки, Оксфордский Университетский

Blackmore, S.J. (1999) Meмо Машина, Оксфорд, Оксфордский Университетский.

Dawkins, R. (1976) Эгоистичный Ген Оксфорд, Оксфордский Университетский (новое издание с дополнительным материалом, 1989)

Dennett, D. (1995) Опасных Идеи Дарвина, Лондон, Издательство Пингвин